Нормандия
Крестраж моего сердца ч.3

Онфлёр

- Раньше я очень любил рисовать корабли.
Мы и не заметили, как к нам подсел седовласый мужчина лет 65-ти.
- Сядешь напротив моря, а оно бушует, не даётся. Я говорил Моне, что море поспокойнее напротив, в Гавре, ага, там он и выловил свой восход (подмигивает мне). Знаете, в кораблях ведь есть душа, особенно в пиратских. Не смотрите на меня так, все по молодости грешили. Я может и молод был, а не глуп, как война поутихла, начал кораблики-то на поиски новых земель отправлять. Иду как-то по улице, встречаю Шамплена. А он такой был неутомимый, всё ему дома не сиделось. Говорю: "Самюэль, а ты куда собрался?". А он и отвечает: "Готовлю экспедицию, поплывем к Новому Свету, месье". Это я потом узнал, что он в Канаде обосновался, говорят, стал там самым влиятельным человеком".
Мы переглянулись. "Корабли,Моне?". Мужчина был не молод, но от него исходила непомерная его возрасту бодрость, взгляд был заинтересованный и быстрый, а движения легкие, как у молодых людей в самом расцвете сил.
Традиционно суббота - время свадеб. Французские родственники толпятся вокруг молодоженов, осыпают их конфетти, а в это время престарелые родственницы поправляют свои шикарные драгоценности и бархатные платья. Не отрывая взгляда от дам, незнакомец поправил нагрудный платок и умело набросил шляпу: "Меня зовут Жан Дюпон, я из этих мест".

Я вспоминаю Онфлер и улыбаюсь, кажется, что машина времени действительно существует. Местный рынок кипит, рыбаки и фермеры не продают, они угощают, болтают, хвастаются, рассуждают о погоде и новостях, а торговля - это просто приятный повод. Не купить сидр в таком месте - преступление. Пить его нужно маленькими глотками, смакуя и чувствуя, как все душевные раны мгновенно затягиваются, отступают тревоги и душа наполняется музыкой. Через несколько мгновений мы поняли, что уже полчаса ходим за Дюпоном и слушаем его рассказы. Вова не фанат такой "самодеятельности", но Дюпону и его удается заразить своим обаянием. Он водит нас извилистыми путями, хвастается. Рассказывает про неловкую встречу Мопассана и Тургенева, о том, как в прошлом году показывали российское кино и угощали борщом. Фахверковые дома, узкие улочки, шторки за голубыми решетчатыми окнами, в какой-то момент мне показалось, что это какой-то сон.

Трувиль и Довиль

- Не подбросите до Трувиля?
Я распознала его голос среди шума туристов и продавцов рыбы, кажется, вся Франция приехала на выходные в Онфлёр. Мы разминулись с Дюпоном недалеко от рынка: целыми стайками семьи хлынули за свежевыловленными устрицами и прибили нас к палатке с сидром.
- Это недалеко, около часа езды.
- Конечно, без проблем, а мы вас потеряли.
Без тени скромности, сняв миниатюрную шляпу, Дюпон сел на переднее сиденье и аккуратно пристегнулся.
- Безопасность, знаете ли, превыше всего.
Всю дорогу до следуюшего города он хвастался своим самым любимым курортом.
- Когда-то в ходу была шутка: богатые буржуа отправляют жён на отдых в Довиль, а любовниц — в Трувиль. (смеётся) Городишки-то маленькие, через дорогу, а уж добраться и совсем пустяки: сел на поезд в Париже, две чашки кофе и ты на месте. Кто здесь только ни отдыхал: Пруст, Дюма, Флобер...Кто же еще...Ох, старая голова, и конечно же Коко! Спасибо последней (сложил ладони), что она переодела женщин в купальники, как бы мы жили. А пляжи, я еще помню то время, когда вместо белого песка нужно было шагать по илистому дну, дикость!

Солнце, совсем недавно ленившееся светить в рыбацком Онфлере, вдруг выползло в Трувиле как по заказу. Курорт, что тут скажешь.

- Друзья мои, вы когда-нибудь видели пляж с такой историей? После того, как здесь впервые устроили фестиваль американского кино, от туристов нет отбоя. Довиль поистине лакомое место, все мои знакомые миллионеры отстроили здесь себе роскошные дома и арендуют кабинки знаменитостей. Как вовремя мы подъехали, мне как раз нужно поговорить с Юбером. Вон он!
Дюпон показал на пожилого загорелого мужчину в белом костюме, стоящего возле Rolls Royce.
- Бизнес в моем возрасте, знаете ли, штука серьезная, только и смотри за молодыми и юркими, а Юбер мне помогает, он молодежь получше меня знает.
Мы снова переглянулись. Вообще за время путешествия с Жаном у нас это вошло в привычку. Юберу на вид было не меньше 60-ти, что он мог знать о молодежи, для нас так и осталось загадкой.

Ах да, Трувиль! Если бы можно было придумать самое неподходящее время, то это было бы оно. Повороты, парковки, светофоры, словно сыщики, мы шпионили за каждой отъезжающей машиной. Тщетно! Французское бабье лето (L'été indien), весь Париж приехал в субботу полакомиться устрицами и похвастаться брендами на знаменитой пляжной дорожке. Урвав кусок маргариты в единственно открытой кафешке, мы сорвались к морю. Жара и пустынные пляжи, к чему точно не приучен человек, выросший на анапских пляжах, так это к полной свободе без перешагиваний через тела и поиска пятачка без окурков и кукурузы.

Кан

- Куда мы едем? В Канны? Смотреть кино?
- Жули, моя дорогая, в Канны вы поедете уже без меня! А Кан - другое дело. Вы что-нибудь слышали про Вильгельма Завоевателя?
Вова закивал, а я отрицательно помотала головой.
- Ну что ж, Жули, это был великий человек. Не все его, конечно, любили, но победителей не судят.
В Кан мы приехали уже вечером и остановились на краю города у давней знакомой месье. К замку мы брели по аллее вдоль каменных стен, без куртки становилось прохладно. "Зябко" - подумала я.
- Всё-таки уже осень. Ох, чуть не забыл рассказать. Еще по молодости приснился мне сон. На полянке спит девушка, как вдруг у неё из тела дерево начинает расти. Крона у него всё дальше и дальше растилается, конца и края не видно. Проснулся и не понял, кто это был и что за дерево такое. А через год родился наш Вильгельм. Навел он шуму, конечно, и среди наших, и среди чужих, строгий был, англичанам не понравился, чуть что, сразу за меч хватался.
Жан закатил глаза и ткнул пальцем в висок.
- Ой, ну что вспомнил (хохочет). Я ему как-то говорю: "Во Фландрии, что по соседству, девушка есть, дочка графа, крохотная такая, но добрая и голова соображает, редкость в наше время. Ты разузнай, что да как". Письмо с предложением он послал, а она нос воротит: "За бастарда замуж не пойду". Кто-кто, а Вильгельм в гневе - это ураган, нашествие. Снарядил коней и помчался в Брюгге. Он подъехать-то подъехал, а что делать дальше не знает. Матильда глазами сверкнула, а он разволновался, при всем честном народе стащил ее с лошади и бросил наземь. (Хохочет). Ужас, что сотворил, ускакал, только пятки сверкали. Что там было! Дочку домой, лекари вокруг неё толпятся, а она хохочет, косы во все стороны болтаются. Отцу и говорит, мол ни за кого не выйду, только за него. Что у женщин в голове, понять не могу, сколько лет живу, всё удивляюсь. Пытался я так за одной мадам приударить, еле увернулся.
Жан повернулся и показал на два аббатства, расположенных вдалеке по обе стороны от замка.
- Судьба коварна. Поженились они, конечно, только кровными родственниками друг другу оказались. А я Вильгельму и говорю: "Ты бога не гневи, мало ли что, тебе еще на Англию идти. А церковь уважь, не хорошо так, чтобы без благословения". Долго аббатства строили, но Папа простил.
Дюпон остановился и посмотрел сначала на меня, а затем на Вову.
- Слушайте, а вы чем-то похожи!

Канский замок был поистине удивителен, и даже не сам по себе, а скорее по своему окружению. Вокруг него ходили люди, ездили новые трамваи, курили подростки, а он как будто не замечая всего этого, продолжал отстаивать центр города, словно хмурый седой старик, увешенный флагами как орденами, о происхождении которых ходят легенды. Что возвещают эти строгие стены и узкие бойницы, к чему они призывают в стране вина и любви. Раньше в его стенах кипела жизнь: он был резиденцией, крепостью, тюрьмой, а теперь он стал лишь напоминанием о суровых временах.

(В Кане нам посчатливилось пожить у настоящей француженки и полакомиться джемом с яблонь, растущих в её саду)

Мемориалы

Вдоль всего побережья бушует зелень, природа вибрирует и живет, сентябрь - потрясающее время. Вижу, что месье заметно погрустнел, что-то выглядывает через стекло и молчит.
- Всё хорошо?
- Да, не обращайте внимание на старика!
Машет рукой и как-то по-детски съеживается. Перед нами бескрайняя зеленая поляна, а за ней отвесный утес и тонкая полоска моря. На пляж съезжаются трейлеры, люди вытаскивают солнечные батареи и включают музыку. Наверху бушует сентябрьская зелень, на пляже купаются и загорают, а у нас под ногами как клубок змей затаились лабиринты бетонных немецких бункеров. Внутри них холодно, повсюду торчит железная арматура, а в маленьких комнатах пахнет сыростью и страхом. Если бы земля могла жаловаться, она бы молила вырвать эти острые холодные штыри из своего нежного тела. Сколько ни засыпай их землей, а они как огромные рубцы всегда будут напоминать о пережитом потрясении. От запаха застоявшейся воды в подземных комнатах становится нехорошо, Дюпон останавливает меня перед очередной лестницей: "Жули, подождите здесь, вам не нужно". Даже сквозь тень от шляпы я вижу, как он помрачнел. Дюпон показывает на растилающийся в длинную полосу пляж: "Вот здесь они и высадились".
6 июня 1944 союзники прорвали оборону немцев с моря - так открылся западный фронт. Если вы смотрели "Спасти рядового Райна", то наверняка запомнили момент высадки войск, так вот, это случилось здесь, на пляже Омаха. Из-за тумана артиллерия и авиация, которые должны были помочь десанту, промахнулись, и пехота предстала перед немцами как на ладони.

"Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, который ожидает нас".

Дорога к кладбищу шла по извилистой проезжей улице, слегка поднимавшейся вверх над морем. Нормандская пожелтевшая на солнце трава резко перешла в отшлифованный американский газон. Можно не вешать таблички, ходить по нему никто не рискнет. Кладбище Cimetière Américain en Normandie гигантское, бескрайнее зеленое море, усыпанное белыми крестами. На наших мемориалах и кладбищах всегда чувствуешь себя нехорошо, от взгляда на покосившиеся заросшие памятники и покинутые монументы моментально становится тоскливо и грустно и хочется поскорее уйти. Когда ты по-настоящему живешь, думать про смерть совсем не хочется. Весьма действенно они внушают страх: будь ты героем или трусом, красивая смерть хуже любой жизни и нет в ней никакой романтики. Американская версия братской могилы совсем иная, осовремененная версия "Апофеоза войны". Это полотно скорее про масштабность и единство, нежели чем про смерть. Унифицированные кресты и иудейские звезды, четкая зональность, солдат не индвидуальность, он часть огромной машины, часть нации. Ухаживая и облогораживая, люди делают всё, что могут, но важнее - никогда больше не рисовать такие полотна.

Мон-Сен-Мишель

По тонким губам Дюпона скользнула еле уловимая улыбка. Выходя из автобуса, он нечанно дотронулся до моей руки, какой же горячей она была.
- Жан, что с вами?
- Жули, Je suis surexcité (я так волнуюсь), я не был здесь целую вечность!
Мы поднялись с рассветом, день был чудесным, солнце только то и делало, что сияло. Кажется, что аббатство выросло как-то само по себе, будто бы ветер и волны обтесали скалу, оставив могучие неприступные стены. И домики, рассыпанные вокруг, тоже появились случайно, пробились сквозь трещины в камне как после дождя. Нельзя сказать, кто больше сделал для этого места - природа или человек, они зависят друг от друга, как зависят люди, безусловно любящие друг друга.
Мы шли не торопясь, словно пилигримы, которым море разрешило пройти к долгожданной святыне.

- Эх, как летели ядра англичан! Слышу, поднялся шум, зазвонил колокол: "Англичане! Сюда идут англичане!". Подбегаю к стене и вижу, как они тащат свои пушки, тянут непокорных сквозь зыбучие пески. В тот день прилива не было, ну и что, постреляли, намучились, а стену так и не пробили. Эх, настырные, 26 лет сидели они у наших стен и ничего. Уж что-что, а аббатство мы отстояли.

С тех пор, как Архангел Михаил постучал пальцем по лбу епископа соседнего Авранша и здесь была построена маленькая церквушка, утекло много воды. Замок надстраивался, обрушался, укреплялся и возводился снова. Реки меняли русло, французы воевали с англичанами, центр паломничества превратился в тюрьму, а затем обратно. Ловко и быстро Жан выводил нас из одного коридора в другой, не было и закоулка, о котором он не мог рассказать. Кажется, он один знал, что пережил этот парящий между небом и морем замок.
- Друзья мои, вынужден вас покинуть. Жули, - он поцеловал мою руку - польщен. Буду ждать вас снова!
Словно одурманенные, мы побрели к автобусной остановке.

Усевшись, я посмотрела в окно, деревянный мост был полностью заполнен туристами. Неожиданно в метре от нас оказался Жан, возле ног он держал увесистый чемодан. В дверь fавтобуса вошла женщина, они встали рядом, два удивительно прекрасных человека. Улыбнушись, она прижалась к нему, тонкая, очаровательная девушка лет 60-ти. При движении автобуса её бордовое платье слегка качнулось и бриллианты, рассыпанные по всему телу, заискрились в отблесках полуденного солнца.

- Юля, ты спишь?
- Что?
Я раскрыла глаза. Было пасмурно и слегка накрапывал дождь, мы заехали на полупустую парковку.
- Я говорю, ты слышала про Долину Луары? Это соседний регион, можем заехать туда за вином, оттуда кстати твой любимый совиньон.
К большой дороге, ведущей в центр, со всех парковок начали стекаться люди. Под яростным обстрелом конфетти жених и невеста выбежали из огромной деревянной церкви, ударил колокол, а неподалеку дамы, облачённые в бархатные платья, начали старательно прихорашиваться для общей фотографии.
- Вова, сегодня суббота?